Рецензия на книгу «Вторая мировая война: Глупость Сталина»
Глупость Сталина: Трагические первые десять дней Великой Отечественной войны на Восточном фронте
Константина Плешакова; Houghton Mifflin, Бостон, 2005 г., 26 долларов.
Новая книга Константина Плешакова — искусно написанный портрет катастрофы. В течение первых 10 дней операции «Барбаросса» вермахта били по Красной Армии без толку (см. рассказ, стр. 34), методично окружая и уничтожая целые советские армии в Белостоке и Минске. В этой начальной фазе немцы сражались с Kesselschlacht («котловая битва» или битва на окружение) доведена до совершенства, захватив сотни тысяч пленных и захватив кусок территории размером с Великобританию. Оперативный план «Барбаросса» предусматривал уничтожение значительной части Красной Армии, прежде чем она сможет отступить в бесконечные глубины страны, и этот план не мог бы сработать намного лучше, чем он сработал.
Катастрофа не имеет аналогов в военной истории: крупнейшая в мире армия была практически уничтожена, а самые богатые части самой большой страны земли захвачены. Советскому Союзу понадобилось четыре долгих года и десятки миллионов жертв, чтобы возместить ущерб, нанесенный немцами в те первые дни.
Общеизвестно, что корни этой катастрофы лежали в шокирующем провале советской разведки, и Плешаков дает читателю главу и стих. С предупреждениями, поступающими со всех сторон, включая такие разные источники, как посол Югославии в Москве и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, о массовом наращивании германских сил на границе с сетью надежных разведывательных агентов за границей, не имеющей себе равных по своим размерам и мотивации и с непрерывным потоком немецких дезертиров, пересекающих границу перед операцией, Иосиф Сталин должен был, по крайней мере, быть в состоянии подготовиться к немецкому удару. Беда была только в том, что советский лидер не поверил этому — ни одному из них.
Все это было «провокацией», клялся он. Награда за разведку должна быть либо западной уловкой, чтобы втянуть его в войну с Германией, либо нацистской, чтобы заставить его действовать первым и, таким образом, оправдать немецкий контрудар. «Не всегда можно доверять разведданным», — огрызнулся он однажды своему начальнику штаба генералу Георгию Жукову, который пытался — как всегда осторожно — вразумить параноидальный череп босса. Доказательства накапливались, но Сталин оставался непоколебимым. К концу июня не менее 10 немецких разведывательных самолетов ежедневно пересекали воздушное пространство России, один из которых долетел до Москвы и приземлился там, примерно в 650 милях от территории Советского Союза.
Таким образом, Красной Армии в те первые дни приходилось сражаться не только с немцами, но и с тем, что Плешаков метко называет «поразительно некомпетентным» характером своего режима. Упрямство Сталина не позволяло ему встречаться с немцами в состоянии, близком к степени готовности.
Его развертывание армии было затруднено вдоль границы, где немцы могли ее немедленно разбить, и его первые оперативные приказы предостерегали командующих прежде всего «не поддаваться ни на какие провокации» со стороны немцев. Эта расплывчатая фраза ставила каждого советского командира в почти невозможную ситуацию, когда ему приходилось самостоятельно решать, что считать провокацией, а что — общим военным актом. Как только это было решено, командир должен был решить, стрелять ли по приближающимся немцам. Все это происходило в системе, где военачальники прекрасно понимали, что любое принятое ими решение может принести им либо медаль, либо перевод в трудовые лагеря.
Возникшая путаница до сих пор поражает воображение. Связь между Москвой и фронтом сразу прервалась, хотя, может быть, правильнее сказать, что она так и не была налажена. Технический консерватизм Сталина, который разделяли старые друзья времен Гражданской войны, такие как усатый кавалерийский офицер маршал Семен Буденный, привел к тому, что сеть связи Красной Армии почти полностью состояла из кабеля, а не из радио.
Относительная горстка немецких агентов в стране полностью вывела его из строя еще до того, как основные силы пересекли границу. Точно так же потребовались месяцы, чтобы что-то вроде действительной системы снабжения заработало. Некоторые советские солдаты в те страшные первые дни действительно шли в бой без еды, кроме анчоусов, что было особенно ужасной трапезой в свете июньской жары и отсутствия питьевой воды. Плешаков описывает один момент, который может быть характерным для всего начального этапа «Барбароссы»: VIII советский механизированный корпус катил по единственной дороге из Дрогобыча в Самбор и врезался в советский XIII механизированный корпус, который, к сожалению, двигался из Самбора в Дрогобыч. . В результате, разумеется, образовалась пробка эпических масштабов. Они могли бы до сих пор быть там, разбираясь, если бы немцы не уничтожили их обоих.
Как только Сталин и высшее командование осознали, что происходит на фронте — что вместо немецких провокаций им предстоит полномасштабное вторжение, — они усугубили проблему, отдав приказ практически всем соединениям вдоль границы немедленно перейти в контрнаступление.
Часто изображаемые в литературе о Барбароссе в положительном свете (т. е. как показатель агрессивности Красной Армии), эти контрудары в руках Плешакова обрабатываются крайне грубо. Они были бессмысленны, пишет он, «одна из самых грубых ошибок 19-го века».41 кампании», что было равносильно самоубийству атакующих частей.
Все причастные — от Жукова до местных командиров, которые должны были их проводить, — знали это, но ни у кого не хватило ни смелости, ни воли сказать об этом. В сталинской России больше, чем в любом другом современном государстве, приказы были приказами.
Если есть одна проблема с книгой, так это то, что Плешаков настаивает на том, что Сталин намеревался нанести упреждающий удар по Германии в июле. Идея витала в воздухе уже некоторое время, с момента публикации 19-летия Виктора Резуна.90 книга Ледокол (написана, как и все произведения этого перебежчика советских времен, под псевдонимом «Суворов»). С тех пор историки критикуют его (и его самого), и совсем недавно Дэвид Гланц сделал окончательное заявление, разоблачающее тезис о превентивной войне, в своем опусе 1998 года «, спотыкающийся колосс ».
Плешаков усиливает драму тем, что Сталин обсуждает ее со своими генералами на совещании 21 июня, за день до немецкого вторжения.
Единственная проблема с этой аргументацией состоит в том, что она основана почти исключительно на предположениях, а не на доказательствах. Даже Плешакову приходится признать, что записей просто нет, и он вынужден использовать уточняющие термины вроде «вероятно» и «по всей вероятности», которые по определению проблематичны в историописании. К его чести, Плешаков осознает проблему и, безусловно, ближе к истине, когда пишет, что «упреждающая война оставалась проработанным вариантом, а не окончательным планом». Иными словами, упреждающий удар был одной из многих возможностей, которые рассматривал Сталин. Плешаков, таким образом, рисует убедительный портрет Красной Армии, ненадежно зажатой между наступательными и оборонительными планами летом 1919 г.41, когда высшее руководство не могло решить, что ему делать, а его советники были парализованы страхом.
Это прекрасная книга, очень хорошо написанная, и она способна удовлетворить ученого, а также дойти до широкого читателя.
Плешаков — первоклассный писатель, прозаик и журналист, а также историк, в равной степени владеющий содержательными зарисовками главных действующих лиц и домашними подробностями жизни Советского Союза 1941 года. Его описание Сталина, сидящего в угаре на даче и удивленного визитом членов Политбюро, бесценно. — Зачем ты пришел? Сталин заикался, видимо, полагая, что его пришли арестовывать.
Точно так же обсуждение знаменитого радиообращения Сталина к советскому народу после почти двухнедельного молчания наполнено проницательностью. Во время подготовки к речи Сталин пригласил известного московского диктора Юрия Левитана в Кремль для тренировки. «Как мне представиться?» — спросил Сталин. — Как всегда, товарищ Сталин, — неловко ответил Левитан. «Где делать паузы?» «Там, где вы их всегда делаете, товарищ Сталин». Даже Сталину пришлось смеяться. Однако сама речь стала водоразделом. Фактически, обращаясь к своим слушателям как к «братьям и сестрам», Сталин как бы предлагал советскому народу новый «общественный договор».
Многие, кто это услышал, отмечает Плешаков, «плакали от облегчения».
Хотя его действия чуть не разрушили фирму, по крайней мере, босс вернулся к своим обязанностям. В следующие несколько месяцев они будут умирать за него толпами по дороге в Москву. Понадобились миллионы простых советских солдат — «дядя Ваня», как их называет Плешаков, — чтобы исправить то, что так бесцеремонно разрушил Сталин. В конце концов, Плешаков возлагает беду прямо на Сталина. Жестокость и бесчеловечность его режима, непрекращающиеся кровавые чистки и лагеря рабского труда — все это создавало атмосферу страха, парализовавшую вооруженные силы. Многие послечисточные генералы были халтурщиками, но даже такие порядочные, как Жуков или Семен Тимошенко, не могли эффективно руководить в этой зловещей атмосфере. Однако террор имел и другой эффект. Это заставило как гражданских лиц, так и генералов безмолвно принять режим, который удерживал Сталина у власти, даже после того, как он выставил свою некомпетентность на всеобщее обозрение.
«Большой террор спас диктатора и его систему, — утверждает Плешаков. «Вместо того, чтобы рухнуть летом 1941, как и должно было, оно просуществовало еще пятьдесят лет». Это может быть худшим обвинением из всех. Для Сталина созданная им гора трупов — как жертв репрессий, так и погибших на войне — была просто формой гарантии занятости.
Первоначально опубликовано в апрельском выпуске журнала World War II за 2006 г. Чтобы подписаться, нажмите здесь.
СТАЛИНСКАЯ БЕЗУМИЕ | Киркус Отзывы
ТРАГИЧЕСКАЯ ПЕРВАЯ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ
к Константин Плешаков ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 15 мая 2005 г.
Из Иосифа Сталина получился состоявшийся диктатор, пишет молодой российский историк Плешаков (« Последняя царская армада», , 2002 и др.
). Однако он был ужасным военачальником, и его ошибки стоили миллионов советских жизней, особенно в начале Второй мировой войны.
Планировал ли Сталин нанести упреждающий удар по фашистам? Этот вопрос занимал историков на протяжении десятилетий, и хотя, как отмечает Плешаков, он не обнаружил никаких неопровержимых доказательств, доказательства определенно указывают на это. Наверняка так думали нацистские генералы и оперативники, более или менее свободно действовавшие на территории России во времена советско-осевого пакта о ненападении: сталинские армии были настроены на удар, и они были подготовлены к возможностям. «Если бы Сталин приказал нанести наступательный удар, — замечает Плешаков, — каждый выступ послужил бы ударом в Германию. Но если бы немцы опередили его, выступы стали бы смертельными ловушками для Красной Армии». Немцы действительно действовали первыми, и красноармейцы гибли роями, со скоростью солдата каждые две секунды. Сталин уже убил лучших своих военачальников — правильно, полагает Плешаков, по крайней мере в некотором роде, потому что рано или поздно они обязательно взбунтуются, — и связал руки оставшимся в живых, чтобы они не могли действовать по собственной инициативе.
Увлекательное исследование, основанное на ранее недоступных советских документах и на владении Плешаковым обширной литературой, мало известной западным ученым.
- 0
Паб Дата: 15 мая 2005 г.